сегодня в нашем клубе будут танцы!..
1984 год – 18-летний наглец с самоуверенной улыбкой появился на пороге комсомольского штаба Казанского университета и, нарушая благостную тишину, спросил: «Как вы могли?..» Все испуганно в ответ: «Что могли?»... «Как вы могли пропустить 30-летие рок-н-ролла?..»
Меня окружили комитетские примы: «А что, разве отмечают?» Я в ответ: «Все университеты уже отметили, а мы отстаем – Элвис Пресли нам этого не простит!..» В общем, уже через полчаса у меня на руках было разрешение на проведение «юбилейного мероприятия» в досуговом комплексе студенческой общаги – и в это было просто невозможно поверить!..
На доске объявлений, рядом с пожелтевшей политинформацией и фотографией Анджелы Дэвис, появилось мое шокирующее объявление: «Вечер, посвященный 30-летию рок-н-ролла. В программе – Элвис Пресли, Литтл Ричард, «Дип Перпл», «Юрай Хип» и «Лед Зепеллин»...
Обстановка в зале напоминала контакт с иным разумом – в темноте на столе всех гипнотизировал огнями огромный ламповый усилитель моего брата, через который я произносил заготовленный текст, а музыку я запускал с катушечного «Маяка», позаимствованного у друга. Таким образом лекция приобрела вид «тайной вечери» в кромешной тьме – я получил свою порцию дежурных апплодисментов и ушел с чувством выполненного долга перед памятью Джима Моррисона. Но история эта имела неожиданное продолжение – через шесть лет на свадьбе друга какойто человек в течение часа не сводил с меня глаз, а потом резко приблизился и начал трясти мою руку: «Это же вы проводили вечер рокнролла в студенческом общежитии? Скажите – вам ничего за это не было? Вас не выгналы из университета?..»
Но перемены уже витали в воздухе – и вот в том же 84-ом я сижу в зале Молодежного центра на концерте свердловского «Урфина Джюса». Сказать, что в зале аншлаг – значит, не сказать ничего: яблоку упасть негде, забиты все проходы. Их музыка производила ошеломляющее впечатление – в каком-то зомбическом состоянии я бросился за кулисы, но зацепился за гвоздь: теперь на старом пуловере есть фирменная дырка памяти «Урфин Джюс». А еще через неделю я, благодаря этому концерту, познакомился с самим Игорем Зисером – казанским джазменом и продюсером-новатором, пригласившим в Казань этот злополучный «Урфин Джюс». Дело в том, что какая-то партийная газета написала нелестную рецензию о приезде «подпольной рок-группы» – Зисера могли банально уволить с волчьим билетом. Тогда ему кто-то посоветовал – пусть другой казанский журналист напишет положительную рецензию о концерте. Если ее напечатает другая газета, то это будет аргументом в его защиту – я, естественно, тут же пишу необходимый материал. Зисер пожал мне руку: «Спасибо за оперативность, верю, что поможет,» – материал, конечно, нигде не напечатали, но и Зисера, слава Богу, не уволили!..
Следующий год ничего хорошего не сулил – осенью должны были призвать в армию, но за месяц до этого «радостного события» я отправил в Москву эссе под названием «Рок – это состояние души». И это, в какой-то степени, переворачивает всю мою судьбу!.. Скоро в часть ПВО, где я тихонечко перемываю полы в родной казарме, пришла телеграмма: «Срочно откомандировать рядового Гафарова в Москву на рок-форум журнала «Студенческий меридиан». Комбат, багровея, читает депешу, а потом разрывает ее в клочья: «Никуда не поедешь! Загоняйте его по нарядам!..»Но дальше происходит ряд невероятных пертурбаций – замполит роты, во-первых, оказался моим земляком с соседней улицы, во-вторых, поклонником рока, по вечерам играющим на соло-гитаре на дискотеках, а в-третьих, комбат к этому времени, видимо, достал всех. Он просто позвонил в местный обком ВЛКСМ и обрисовал ситуацию с «произволом и самодурством» – вскоре наш бравый комбат уже потел перед командиром части. А еще через несколько часов я летел в самолете Ашхабад-Москва – в лучшей шинели части и парадке, подготовленной двумя сержантами...
Помню, как лейтенант, который организовал мое «большое мистическое путешествие», сказал мне на прощание: «Если встретишь в Москве Алексея Глызина – расскажи ему обо мне. Скажи, мол, даже здесь, в этом богом забытом месте, его любят». Когда я вернулся, он первым делом спросил: «Видел Глызина?» – я покачал головой, он грустно усмехнулся, и в этот момент я вложил в его руку автограф... от Владимира Кузьмина. Он обнял меня и со слезами в глазах сказал: «Я знал, что у нас все получится!..»
Пролетело два года – я снова окунулся с головой в бурную жизнь родного факультета: мое новое увлечение – программа о рок-музыке на университетском радио. Переживаю, что колонок в здании много, но они дурацкие – реальных частот не дают. И тут в этой суете ко мне подходят ребята с другого курса и говорят: «Слушай, тут в рамках обмена со свердловским журфаком у нас можно провести концерт Саши Башлачева. Возьмешься за организацию?». А я в ответ: «Какого еще Башлачева?..» Через месяц было уже поздно – молодой гений русского рока погиб, а я еще долго корил себя за врожденную тупость...
Вслед за радио мы получили в свое распоряжение университетскую студию – и все это вскоре вылилось в субботнюю дискотеку «-36,6°», проходящую в шикарном... ленинском мемориальном зале второго корпуса. Представьте себе – плиты с барельефами Ленина по периметру, а в центре – танцующая толпа, объединенная хитами «Modern Talking», «Joy» и «Fancy». Это сейчас «е май хат, е май сол» считается классикой 20 века, а тогда я помню, что включал ее с внутренней дрожью в душе и объявлял группу не иначе как «Модерн Талкинг» – никто о них ничего не знал! Правда, уже через месяц под эту музыку танцевала вся страна – и я почувствовал, что тоже приложил к этому руку.
Аппаратуру мне настраивали профессиональные звукооператоры и говорили всегда: «Руками ничего не трогай!». Я подумал, что это у них традиция такая и полез поправить провода – тут же получил мощнейший удар током. В тот момент какие-то девушки решили познакомиться с веселым диджеем, а я сижу, трясусь и не могу оторвать руку...
Все это здорово прочищало мозги: наверное, именно в этот момент я понял, что нам надо устраивать выездные «сессии» – проводить дискотеки в студенческих и рабочих общежитиях, которых в Казани полно, и где нас ждут с распростертыми объятьями милые симпатичные комендантши. Вопрос с аппаратурой и транспортом решился быстро – мой одногруппник Ринат Ахметзянов нашел тихого парня, настоящего «шизика паяльника», который всю квартиру превратил в склад разнообразной радиотехники. Мы быстро вовлекли его в общее дело, а возил он нас и аппаратуру на своей «девятке», у которой почему-то отсутствовала одна из задних дверей. В этом пустом дверном проеме садился я, рукой удерживая усилители, чтобы не вываливались на поворотах – так как мы ездили в темное время суток, нас долго никто не замечал. Но однажды не повезло – постовой удивленно осмотрел наше оригинальное транспортное средство, плотно набитое людьми и техникой, и лишь деловито спросил: «Украли?..»
Однако вскоре у нас появились проблемы уже иного рода – при проведении дискотек в студенческих общежитиях комсомольский комитет требовал согласования программ и... наличия песен советских авторов. В этом плане меня всегда здорово выручал... Яак Йоала – я ставил в качестве «медляка» его «Подберу музыку» и решал вопрос в принципе. А иногда кураторами дискотек назначали друзей и знакомых, что еще больше облегчало общую задачу.
В рабочих общежитиях проблема была иного рода – милиция интересовалась: почему я беру с посетителей деньги за вход, а билеты им не выдаю?.. После «последнего китайского предупреждения» я нашел в какой-то комнатушке в ДК имени Кирова офис развлекательного центра, народившегося под комсомольский крышей, и обнаружил там человека, как две капли воды похожего на Андрея Макаревича – это был Валерий Колоколов, впоследствии самый известный шоумен Казани лихих 90-ых. Он выдал мне увесистую пачку билетов и сказал: «Потом отчитаешься» – я, естественно, кивнул в знак согласия, но никогда больше здесь, конечно, не появлялся. Потом мы с Колоколовым неоднократно встречались при разных обстоятельствах – он задумчиво смотрел на меня, будто пытаясь о чем-то вспомнить, но вспомнить не мог по причине вечной внутренней матовости и перманентного похмелья...
Вскоре о нашей развеселой дискотеке узнали повсеместно, и нас позвали поработать на теплоходе «Чичерин». Специфика его была в том, что в 1989 году там отдыхали исключительно поляки. Меня предупредили – европейскими хитами их не удивишь, а «Белые розы» им уже порядком поднадоели. Знали бы они, что я им подготовил «бомбу века» – хит группы «Мама» «Глупые снежинки». Поляки будто сошли с ума!.. Заказывали «нетленку» через каждые пять минут – сначала мы брали с них «жидкой валютой», потом просто деньгами. Я дошел до того, что начал продавать текст песни о «глупых снежинках» за 5 рублей и кассеты с двумя хитами группы за 20. Однако вечно это продолжаться не могло, и от неминуемого запланированного краха нас спасли сами же отдыхающие поляки!..
В нашей каюте появились два вежливых молодых человека – оказывается, они работали диджеями в модном варшавском клубе и захватили с собой на кассете свою танцевальную программу. Более того, предложили перезаписать ее в режиме нон-стоп: «Нам все равно делать нечего – можем поработать денек в вашей студии...»
Когда они узнали, что у нас даже нет микшерского пульта, то посмотрели на нас как на сумасшедших: «И вы так работали все это время?..»
Вскоре в нашей каюте на четверых появился еще один загадочный персонаж – деловито узнал, какая койка свободна, и бросил туда свою сумку. Потом куда-то пропал – сумка периодически то появлялась, то исчезала, а человека не было. Мы начали гадать, кто это такой – я сказал, что это стопроцентный куратор рейса из КГБ: «С поляков больше денег не берем!» А через день меня вызывают к капитану: «Каким образом в вашей каюте оказался человек без билета?». «Комитетчик» на деле оказался обыкновенным казанским фарцовщиком – скупал у поляков шмотки, а им продавал нашу оптику. Его высадили ночью на пристани Козьмодемьянска – он, бедолага, ушел в темноту, помахав нам рукой на прощание...
Но эта история также имела свое продолжение – когда в Казани в 1991 году открылся филиал московского магазина «Люкс», то я в день открытия купил там свой первый видеоплеер, австрийский джинсовый костюм и кипрский белый плащ, как у Маликова. Все эти вещи мне, как VIP-персоне, вынес замдиректора магазина – и им оказался... мой подсадной «комитетчик». В общем, солидная скидка была мне обеспечена!..
А еще через пять лет я зашел по дороге на дачу в небольшой сельский магазинчик и уже с каким-то мистическим ужасом обнаружил, что директором этого магазина был мой старый знакомый с памятного рейса. Я понял, что никогда не избавлюсь от «призрака» теплохода «Чичерин», он будет меня преследовать вечно – но все-таки это была наша последняя встреча: набежавшая волна времени накрыла нас с головой...
1984 год – 18-летний наглец с самоуверенной улыбкой появился на пороге комсомольского штаба Казанского университета и, нарушая благостную тишину, спросил: «Как вы могли?..» Все испуганно в ответ: «Что могли?»... «Как вы могли пропустить 30-летие рок-н-ролла?..»
Меня окружили комитетские примы: «А что, разве отмечают?» Я в ответ: «Все университеты уже отметили, а мы отстаем – Элвис Пресли нам этого не простит!..» В общем, уже через полчаса у меня на руках было разрешение на проведение «юбилейного мероприятия» в досуговом комплексе студенческой общаги – и в это было просто невозможно поверить!..
На доске объявлений, рядом с пожелтевшей политинформацией и фотографией Анджелы Дэвис, появилось мое шокирующее объявление: «Вечер, посвященный 30-летию рок-н-ролла. В программе – Элвис Пресли, Литтл Ричард, «Дип Перпл», «Юрай Хип» и «Лед Зепеллин»...
Обстановка в зале напоминала контакт с иным разумом – в темноте на столе всех гипнотизировал огнями огромный ламповый усилитель моего брата, через который я произносил заготовленный текст, а музыку я запускал с катушечного «Маяка», позаимствованного у друга. Таким образом лекция приобрела вид «тайной вечери» в кромешной тьме – я получил свою порцию дежурных апплодисментов и ушел с чувством выполненного долга перед памятью Джима Моррисона. Но история эта имела неожиданное продолжение – через шесть лет на свадьбе друга какойто человек в течение часа не сводил с меня глаз, а потом резко приблизился и начал трясти мою руку: «Это же вы проводили вечер рокнролла в студенческом общежитии? Скажите – вам ничего за это не было? Вас не выгналы из университета?..»
Но перемены уже витали в воздухе – и вот в том же 84-ом я сижу в зале Молодежного центра на концерте свердловского «Урфина Джюса». Сказать, что в зале аншлаг – значит, не сказать ничего: яблоку упасть негде, забиты все проходы. Их музыка производила ошеломляющее впечатление – в каком-то зомбическом состоянии я бросился за кулисы, но зацепился за гвоздь: теперь на старом пуловере есть фирменная дырка памяти «Урфин Джюс». А еще через неделю я, благодаря этому концерту, познакомился с самим Игорем Зисером – казанским джазменом и продюсером-новатором, пригласившим в Казань этот злополучный «Урфин Джюс». Дело в том, что какая-то партийная газета написала нелестную рецензию о приезде «подпольной рок-группы» – Зисера могли банально уволить с волчьим билетом. Тогда ему кто-то посоветовал – пусть другой казанский журналист напишет положительную рецензию о концерте. Если ее напечатает другая газета, то это будет аргументом в его защиту – я, естественно, тут же пишу необходимый материал. Зисер пожал мне руку: «Спасибо за оперативность, верю, что поможет,» – материал, конечно, нигде не напечатали, но и Зисера, слава Богу, не уволили!..
Следующий год ничего хорошего не сулил – осенью должны были призвать в армию, но за месяц до этого «радостного события» я отправил в Москву эссе под названием «Рок – это состояние души». И это, в какой-то степени, переворачивает всю мою судьбу!.. Скоро в часть ПВО, где я тихонечко перемываю полы в родной казарме, пришла телеграмма: «Срочно откомандировать рядового Гафарова в Москву на рок-форум журнала «Студенческий меридиан». Комбат, багровея, читает депешу, а потом разрывает ее в клочья: «Никуда не поедешь! Загоняйте его по нарядам!..»Но дальше происходит ряд невероятных пертурбаций – замполит роты, во-первых, оказался моим земляком с соседней улицы, во-вторых, поклонником рока, по вечерам играющим на соло-гитаре на дискотеках, а в-третьих, комбат к этому времени, видимо, достал всех. Он просто позвонил в местный обком ВЛКСМ и обрисовал ситуацию с «произволом и самодурством» – вскоре наш бравый комбат уже потел перед командиром части. А еще через несколько часов я летел в самолете Ашхабад-Москва – в лучшей шинели части и парадке, подготовленной двумя сержантами...
Помню, как лейтенант, который организовал мое «большое мистическое путешествие», сказал мне на прощание: «Если встретишь в Москве Алексея Глызина – расскажи ему обо мне. Скажи, мол, даже здесь, в этом богом забытом месте, его любят». Когда я вернулся, он первым делом спросил: «Видел Глызина?» – я покачал головой, он грустно усмехнулся, и в этот момент я вложил в его руку автограф... от Владимира Кузьмина. Он обнял меня и со слезами в глазах сказал: «Я знал, что у нас все получится!..»
Пролетело два года – я снова окунулся с головой в бурную жизнь родного факультета: мое новое увлечение – программа о рок-музыке на университетском радио. Переживаю, что колонок в здании много, но они дурацкие – реальных частот не дают. И тут в этой суете ко мне подходят ребята с другого курса и говорят: «Слушай, тут в рамках обмена со свердловским журфаком у нас можно провести концерт Саши Башлачева. Возьмешься за организацию?». А я в ответ: «Какого еще Башлачева?..» Через месяц было уже поздно – молодой гений русского рока погиб, а я еще долго корил себя за врожденную тупость...
Вслед за радио мы получили в свое распоряжение университетскую студию – и все это вскоре вылилось в субботнюю дискотеку «-36,6°», проходящую в шикарном... ленинском мемориальном зале второго корпуса. Представьте себе – плиты с барельефами Ленина по периметру, а в центре – танцующая толпа, объединенная хитами «Modern Talking», «Joy» и «Fancy». Это сейчас «е май хат, е май сол» считается классикой 20 века, а тогда я помню, что включал ее с внутренней дрожью в душе и объявлял группу не иначе как «Модерн Талкинг» – никто о них ничего не знал! Правда, уже через месяц под эту музыку танцевала вся страна – и я почувствовал, что тоже приложил к этому руку.
Аппаратуру мне настраивали профессиональные звукооператоры и говорили всегда: «Руками ничего не трогай!». Я подумал, что это у них традиция такая и полез поправить провода – тут же получил мощнейший удар током. В тот момент какие-то девушки решили познакомиться с веселым диджеем, а я сижу, трясусь и не могу оторвать руку...
Все это здорово прочищало мозги: наверное, именно в этот момент я понял, что нам надо устраивать выездные «сессии» – проводить дискотеки в студенческих и рабочих общежитиях, которых в Казани полно, и где нас ждут с распростертыми объятьями милые симпатичные комендантши. Вопрос с аппаратурой и транспортом решился быстро – мой одногруппник Ринат Ахметзянов нашел тихого парня, настоящего «шизика паяльника», который всю квартиру превратил в склад разнообразной радиотехники. Мы быстро вовлекли его в общее дело, а возил он нас и аппаратуру на своей «девятке», у которой почему-то отсутствовала одна из задних дверей. В этом пустом дверном проеме садился я, рукой удерживая усилители, чтобы не вываливались на поворотах – так как мы ездили в темное время суток, нас долго никто не замечал. Но однажды не повезло – постовой удивленно осмотрел наше оригинальное транспортное средство, плотно набитое людьми и техникой, и лишь деловито спросил: «Украли?..»
Однако вскоре у нас появились проблемы уже иного рода – при проведении дискотек в студенческих общежитиях комсомольский комитет требовал согласования программ и... наличия песен советских авторов. В этом плане меня всегда здорово выручал... Яак Йоала – я ставил в качестве «медляка» его «Подберу музыку» и решал вопрос в принципе. А иногда кураторами дискотек назначали друзей и знакомых, что еще больше облегчало общую задачу.
В рабочих общежитиях проблема была иного рода – милиция интересовалась: почему я беру с посетителей деньги за вход, а билеты им не выдаю?.. После «последнего китайского предупреждения» я нашел в какой-то комнатушке в ДК имени Кирова офис развлекательного центра, народившегося под комсомольский крышей, и обнаружил там человека, как две капли воды похожего на Андрея Макаревича – это был Валерий Колоколов, впоследствии самый известный шоумен Казани лихих 90-ых. Он выдал мне увесистую пачку билетов и сказал: «Потом отчитаешься» – я, естественно, кивнул в знак согласия, но никогда больше здесь, конечно, не появлялся. Потом мы с Колоколовым неоднократно встречались при разных обстоятельствах – он задумчиво смотрел на меня, будто пытаясь о чем-то вспомнить, но вспомнить не мог по причине вечной внутренней матовости и перманентного похмелья...
Вскоре о нашей развеселой дискотеке узнали повсеместно, и нас позвали поработать на теплоходе «Чичерин». Специфика его была в том, что в 1989 году там отдыхали исключительно поляки. Меня предупредили – европейскими хитами их не удивишь, а «Белые розы» им уже порядком поднадоели. Знали бы они, что я им подготовил «бомбу века» – хит группы «Мама» «Глупые снежинки». Поляки будто сошли с ума!.. Заказывали «нетленку» через каждые пять минут – сначала мы брали с них «жидкой валютой», потом просто деньгами. Я дошел до того, что начал продавать текст песни о «глупых снежинках» за 5 рублей и кассеты с двумя хитами группы за 20. Однако вечно это продолжаться не могло, и от неминуемого запланированного краха нас спасли сами же отдыхающие поляки!..
В нашей каюте появились два вежливых молодых человека – оказывается, они работали диджеями в модном варшавском клубе и захватили с собой на кассете свою танцевальную программу. Более того, предложили перезаписать ее в режиме нон-стоп: «Нам все равно делать нечего – можем поработать денек в вашей студии...»
Когда они узнали, что у нас даже нет микшерского пульта, то посмотрели на нас как на сумасшедших: «И вы так работали все это время?..»
Вскоре в нашей каюте на четверых появился еще один загадочный персонаж – деловито узнал, какая койка свободна, и бросил туда свою сумку. Потом куда-то пропал – сумка периодически то появлялась, то исчезала, а человека не было. Мы начали гадать, кто это такой – я сказал, что это стопроцентный куратор рейса из КГБ: «С поляков больше денег не берем!» А через день меня вызывают к капитану: «Каким образом в вашей каюте оказался человек без билета?». «Комитетчик» на деле оказался обыкновенным казанским фарцовщиком – скупал у поляков шмотки, а им продавал нашу оптику. Его высадили ночью на пристани Козьмодемьянска – он, бедолага, ушел в темноту, помахав нам рукой на прощание...
Но эта история также имела свое продолжение – когда в Казани в 1991 году открылся филиал московского магазина «Люкс», то я в день открытия купил там свой первый видеоплеер, австрийский джинсовый костюм и кипрский белый плащ, как у Маликова. Все эти вещи мне, как VIP-персоне, вынес замдиректора магазина – и им оказался... мой подсадной «комитетчик». В общем, солидная скидка была мне обеспечена!..
А еще через пять лет я зашел по дороге на дачу в небольшой сельский магазинчик и уже с каким-то мистическим ужасом обнаружил, что директором этого магазина был мой старый знакомый с памятного рейса. Я понял, что никогда не избавлюсь от «призрака» теплохода «Чичерин», он будет меня преследовать вечно – но все-таки это была наша последняя встреча: набежавшая волна времени накрыла нас с головой...