«Для Атоса это слишком много,для графа де ла Фер это слишком мало...»
Нашему Атосу уже 77, но в отличие от своего литературно-экранного прототипа он совершенно счастлив: ставит спектакль за спектаклем, записывает диски, пишет книги, путешествует с любимой женой по стране с поэтическими вечерами. Может быть, по иронии судьбы, только сейчас Вениамин Смехов занимается тем, что хочет – не тем, что кормит, а тем, что приносит истинное наслаждение.
После смерти Евтушенко именно Смехов перехватил знамя главного популяризатора русской поэзии – подтверждение тому невероятный успех его «поэтических битв» на канале «Культура». Кажется, ему вряд ли удастся повторить последнее паломничество Евтушенко по стране – 26 городов, но миссия его не менее священна...
«Что для меня Казань?.. Я назову хотя бы три фамилии – Аксенов, Чулпан Хаматова и Гузель Яхина, самый скромный, по моему разумению, великий человек современной России. Ее роман сначала получил премию «Аксенов-феста», а потом стал книгой года в стране – сейчас он уже переведен на все основные языки мира. Я горжусь знакомством с этим человеком.
Благодаря «Аксенов-фесту» я имел также удовольствие познакомиться и с мэром Казани по имени Ильсар (из зала поправляют криками – Ильсур!), да, извините, Ильсур – мы вместе сажали деревья в сквере Аксенова. И вот он спрашивает меня: «А вы, Вениамин Борисович, сейчас ставите какой-нибудь спектакль? Может, привезете его в Казань?». Я отвечаю: «Конечно, у меня есть спектакль по творчеству Маяковского «Флейта-позвоночник», я показал его во всех прочих городах России и в десяти городах Европы. С удовольствием бы привез его в Казань!..» В общем, с этого разговора прошло пять лет...
Казань для меня также и творческие вечера 70-ых и 80-ых – эти выступления были, по сути, полулегальные. В голодные годы мы таким образом прирабатывали – останавливались при этом всегда в одном и том же доме в Казани, где одновременно иногда можно было встретить Муслима Магомаева, Игоря Квашу, Валю Гафта: кто-то читал стихи, кто-то пел. Про такие вечера как-то хорошо сказала Марина Влади: «В России в магазинах нет ничего, а в домах есть все!..»
А стихи на таких «собраниях» лучше всех читали Игорь Кваша и Зиновий Гердт...»
И, конечно, было невозможно обойти стороной ситуацию с Кириллом Серебренниковым – Смехов считает, что это «чистая подстава», просто известный режиссер перешел кому-то дорогу: «В его виновность не верит никто – в том числе и следователи. Даже сейчас в «Гоголь-центре» кипит театральная жизнь – как же можно говорить о том, что ничего не делается?.. Я сам поставил в «Гоголь-центре» спектакль по творчеству Пастернака».
Театром сейчас руководить, по мнению Смехова, не просто трудно, но и... опасно – Ирина Апексимова возглавила театр на Таганке в сложный «послелюбимовский» период: и что же?.. Каждый день ей звонят какие-то фанатики с оскорблениями и угрозами, а она ответила всем этим безумцам великолепным спектаклем «Беги, Алиса, беги!» – с текстом и музыкой Высоцкого. И это заткнуло рот всем оппонентам!..
О Пастернаке: «Он был очень непростым человеком – как-то его пригласили на генеральную репетицию «Марии Стюарт» во МХАТе: пьеса Шиллера шла в переводе Пастернака. Спектакль задумывался грандиозно – мощные декорации, шикарные костюмы, задействована вся труппа – и в том числе начинающие в те годы Евстигнеев, Волчек, Игорь Кваша. Мэтр в зале просмотрел весь спектакль, затем его окружили актеры – как вам?.. Пастернак виновато встает и говорит в своей манере «тяжелого мычания»: «Костюмы, конечно, отличные, шикарные костюмы. Но...». И после паузы: «Но как же можно так плохо читать стихи?» – и выбегает из зала...»
Об Эрдмане: «Это совершенно особая для нас всех фигура – Любимов называл его своим учителем. Он прожил невероятную жизнь – был другом Есенина, а в 1932 году его забрали прямо со съемок «Веселых ребят». Мне кажется, что причиной ареста были его острые басни на злобу дня. Эрдман прошел через лагеря, а потом начались десятилетия забвения – в 60-ых годах Любимов несколько раз пытался поставить его пьесу «Самоубийца». Николай Робертович приходил в театр и сам читал свой текст – пытался проверить его актуальность на молодых артистах. Мало того, что сам текст невероятно смешной, но вдобавок он сам читал его очень забавно – немного заикаясь. Уже через пять минут все валились от смеха на пол, а Эрдман удивленно смотрел на все это и через паузу продолжал...
Он, кстати, очень любил песни Володи Высоцкого – особенно его «лагерную лирику». Собирал всех своих друзей на эти домашние «концерты» Володи. Он прожил довольно долгую жизнь, но ему не хватило одного года до мирового признания – уже в 1972 году он был назван в театральном мире «человеком года»: «Самоубийца» шел во всех европейских театрах.
Юмор его был какого-то особого свойства – однажды Есенин назвал его «последней надеждой русской словесности», а он придумал ответную шутку: «Это вы последняя надежда русской словесности?.. Да, это я... А что вы написали?.. Что вы, я ничего не написал!.. А почему тогда вы последняя надежда?.. В этом-то и все дело: если бы я что-то написал, то никакой надежды для мира уже просто не было бы...»
О Вознесенском: «Когда мы ставили пьесу «Антимиры», то Любимов взял меня и Володю – и мы поехали знакомиться с Вознесенским. Он в тот же вечер назвал Высоцкого «нервом русской поэзии», а для меня тоже подготовил посвящение – уже потом, когда оказалось, что я стал единственным актером, кто сыграл во всех по-становках «Антимиров» за всю историю Таганки, а это 400 спектаклей!..»
О Евтушенко: «Конечно, это самая сложная и самая болевая фигура в русской словесности. Но вклад его несомненен, а также не забывайте, что именно Евтушенко создал «Антологию русской поэзии» – работу невероятную по своему масштабу. Мы были друзьями, и за два года до его смерти я решил поставить композицию по стихам Евтушенко – там, кстати, репетировал Золотухин, и поэтому спектакль мы заканчивали двумя посвящениями поэта – мне и Золотухину. Но Валера умер – и теперь я читаю только посвящение ему...»
О Высоцком: «Надо сказать, что в 60-ые мы трое – я, Володя и Валера – были друзьями не разлей вода. Пять лет только мы трое переходили из одного спектакля в другой. И поэтому свою книгу о Высоцком я начинаю с их письма – Володи и Валеры – со съемок фильма «Хозяин тайги» из сибирской глуши. Письмо наполнено бесконечным юмором и обильно пересыпано непечатными выражениями, которые при чтении со сцены я обозначаю свистом. Я вспоминаю это время, как самое сложное для нас и театра – после событий в Праге театр могли закрыть: ко мне пришли и пригласили возглавить... гарнизонный дом культуры, вспомнив о том, что я, к тому же, лейтенант запаса. И, честно говоря, я не ответил категорическим отказом – обещал подумать...»
В 1988 году Смехов и сотоварищи решили торжественно отметить 50-летие Владимира Высоцкого: ничего подобного не было ни до, ни после – в Лужниках собрались почти 20 тысяч человек. И, казалось бы, это было торжество справедливости, но только не для Смехова: «Государство взяло паузу в восемь лет, раздумывая о посмертной оценке поэта, а потом как бы решило «приватизировать» народную любовь – он получает госпремию. Вознесенский радовался этому признанию как ребенок, а я нет – слишком поздно...»
Он читал Хармса и Гумилева, Сашу Черного и Игоря Северянина, Маяковского и Высоцкого, Евтушенко и Вознесенского – в течение трех часов с 10-минутным перерывом!.. И это был особый подход к поэзии: если он читал Некрасова, то это были малоизвестные посвящения жене в ироническом стиле, если это был Лермонтов, то только в связи с тем, что Маяковский написал как бы продолжение его «Демона». Поэзия во всех красках: поэзия со смыслом и без смысла – он читал даже абсурдистские стихи, когда «все вроде на русском, но ничего непонятно». А когда он добрался до «Разговора с солнцем» Маяковского, то предупредил: «Я читал это при поступлении в училище, и в результате стал актером – теперь, если вам не понравится, я вынужден буду уйти из актеров!..»
Его усталость выдавали только еле заметные паузы, которые он иногда делал, вспоминая позабытую строку – он смотрел в черный зал в немом вопросе. И в этой внезапной тишине становилось страшно стыдно, что ты не можешь ему помочь. И все же от любимого дела не устаешь до изнеможения – мэтр еще почти час раздавал автографы и фотографировался с желающими. В очереди почитателей стоял даже... инвалид на костылях – я предложил пропустить его вперед, но тот категорически и гордо отказался: «Я такой же как вы и буду стоять на общих основаниях!..»
Я подошел к мэтру и сказал: «А я хочу у вас взять автограф как у Атоса» – Вениамин Борисович взял в руки обложку от диска «Трех мушкетеров», с нескрываемым удовольствием ее внимательно осмотрел и аккуратно расписался вокруг своей фигуры на фотографии, улыбаясь своей знаменитой улыбкой Атоса...
Видеоотчет:
1. Стихотворение Владимира Высоцкого "Аэропорт", так двусмысленно и свежо звучащее сегодня.
https://vk.com/video-49286585_456239064
2. Вениамин Смехов читает на концерте в Казани стихотворение Саши Черного "Обстановочка" - это один из его любимых поэтов "постсеребряного века", малоизвестный сегодня, страшно презираемый современниками. Смехов говорит, что насчитал в этом стихотворении 33 несчастья, которые могли произойти с человеком - в этом плане он побил рекорд Максима Горького, в одном из рассказов которого с персонажем произошло 22 несчастья.
https://vk.com/video-49286585_456239063
Хороший материал !!!
ОтветитьУдалить